Глава 3.

Искушение

Осознавал ли Валентин все риски, принимая окончательное решение? Был ли готов смириться с необратимыми последствиями, если таковые наступят? Но что значат все эти пошлые вопросы, когда «психоделический гриб» позволял преступить черту, расширить границы и пережить метафизический опыт? И в этом переживании проникнуться ответом, ответом на сущностные вопросы. Не тем лживым, который ограничен значением изречённых слов, но ответом истинным, который различим душой и проявлен действием.

Разумеется, гибель Петра Олеговича, странный побег Любаши какое-то время ещё удерживали Валентина от опрометчивого шага. Но искушение соприкоснуться с запредельным уже поселилось в сознании. Соблазн медленно созревал и, как раковая опухоль, развивался, подавляя иммунитет здравомыслия. Молодой учёный успокаивал себя, что «гриб» готовит индивидуальный состав, а значит, и пагубные последствия не предрешены. Вера в собственные силы приумножала амбиции, а надежда – этот неугасимый огонёк упования в душе – теплилась, согревала, и казалось, что скверна если и случается, то с кем-то иным.

Будучи человеком прагматичным (так хотелось казаться Валентину), мужчина оставил записку на случай непредвиденных обстоятельств. «Гриб» и все разработки с ним связанные должны были оставаться вне подозрений, и в тексте сообщения Валя указал другое, более «безобидное», но всё же запрещённое к обороту вещество. Подгадал и время – воскресенье. Понедельник – встреча с заказчиком, и если Валентин не объявится, Иван Иванович обязательно его найдёт.

Молодой учёный сидел в любимом кресле, рассматривая содержимое лабораторного стакана. Желтоватая жидкость с бледно-розовым оттенком занимала ровно сто десять миллилитров объёма. Сто десять миллилитров «свободы от известного», как прозвал Валентин эликсир, синтезируемый «психоделическим грибом».

Страха или тревоги не было, но доминировало чувство сильного эмоционального возбуждения, как перед прыжком с парашютом или погружением на большую глубину без акваланга. Молодой мужчина в который раз взвешивал все «за» и «против», хотя решение давно принято и обжалованию не подлежало. Но он медлил, смаковал, предвкушение соприкосновения с запредельным само по себе казалось сладостным.

Валентин пил маленькими глотками, не торопясь, так профан вкушает изысканное вино в надежде распознать букет. Но богатство вкуса странным образом ускользает, как неразгаданная головоломка, впрочем, дилетанта примеряет желанное опьянение.

Ничего. В первые, такие томительные минуты, ничего не происходило. Молодой мужчина прислушивался к собственным ощущениям, казалось, что всё привычно и всё под контролем. Медленно накатила усталость. Она необратимо усиливалась, и стало казаться, что вместо крови по жилам растекается свинец. Глаза закрылись сами собой, а каждый вздох давался с трудом. Незаметно для себя Валентин впал в небытие…

*****

– Открой глаза, – узнаваемый голос вывел из оцепенения.

Первое, что увидел Валентин – добродушное лицо Отца. Нет, папино лицо, молодое, улыбающееся, он помнил с детства, уже смутно, но помнил. Черты сильно постаревшего, но ещё крепкого мужчины казались родными, сильно похожими и чужими одновременно. Взгляд странный. Один глаз голубой, и казалось, что смотрит с иронией, второй – карий и словно осуждает, оценивает вперёд за несвершённое. А вот улыбка отцовская, эту улыбку Валя узнал бы из тысячи.

Молодой учёный осмотрелся. Незнакомая обстановка напоминает киношный гримваген. Творческий беспорядок во всём, выцветшие афиши незнакомых фильмов затеняют окна, маскируют потёртые временем стенные проёмы.

– Отец? Где я? – Валентин силится, но не может вспомнить обстоятельств своего пребывания в этом странном месте.

– Валька, сынок, ты что, всё забыл? – улыбка медленно сползает с лица, уступая место озабоченности, – хотя доктор предупреждал, возможна паллиативная потеря памяти или экмнестические конфабуляции.

– Я не понимаю тебя, Отец, как такое возможно? – Валентин с ужасом начинает осознавать, что ячейки его памяти или затёрты, или на воспоминания наложена печать забвения.

Спокойно и терпеливо, как нерадивому первокласснику на уроке, Отец, словно внимательная учительница, принялся растолковывать, заполнять лакуны беспамятства. Пожилой мужчина рассказывал о проекте, масштабном и дорогом. Дорогом, как по средствам, в него вложенным, так и затраченным эмоциональным усилиям. Фильм станет прорывом столетия, откровением поколения, потерявшего веру, и обретением надежды. Отец выступал в качестве продюсера и режиссёра картины, а Валентин играл главную роль – роль Спасителя.

По сценарию на землю возвращается Мессия, но люди в своём большинстве не верят во второе пришествие. И тогда, дабы вернуть веру и доказать истинность слов своих, Спаситель повторяет чудеса Иисуса из Нового Завета. Так, шаг за шагом, в подвижничестве следуя божественному замыслу, Мессия обретает новых учеников и возвращает приверженцам надежду.

Работа над фильмом находится в самом разгаре, в кино уже вложен труд сотен высококлассных профессионалов. К несчастью, сколько-то дней назад произошёл трагический случай. На съёмочной площадке Валентин получил травму головы. Дежурная машина скорой помощи, оперативное и профессиональное вмешательство медиков помогли избежать необратимых последствий. Но, к сожалению, ещё какое-то время после контузии могут наблюдаться провалы памяти или ложные воспоминания. Впрочем, по заверению врачей, все нежелательные побочные эффекты со временем позабудутся.

В настоящее время готовятся съёмки эпизода, в котором Спаситель повторяет ещё одно чудо из Нового Завета. По замыслу режиссёра события разворачиваются на берегу большого озера. Великолепная яхта с учениками «нового Иисуса» находится в нескольких метрах от берега на якорной стоянке. Мессия должен пройти по воде, подняться на фаль-кбот и присоединиться к торжествам по случаю второго пришествия.

– Сынок, утром было много работы, а после обеда ты задремал. Мы не стали тебя тревожить, но теперь, когда ты бодрствуешь, мы можем продолжить работу над фильмом? – папа говорил спокойно и убедительно, – пора, все готовы к съёмке.

Всё, что рассказывал Отец, казалось Валентину логичным. Умом молодой учёный принимал историю, верил в неё, но сердцем… Сердце тревожно билось в груди, словно пытаясь достучаться до здравого смысла. Словно пыталось предупредить о лукавом выборе или предостеречь о неминуемом.

– Хорошо, Отец, я готов, – в ответе угадывалось сомнение, но готовность к действию.

Валя чувствовал себя хорошо. Физически хорошо, а потому и отказываться было бы странно. Сомнения, ничем не обусловленные, он пытался скрывать, и, не проявленные, они не исчезали, а притаились где-то в глубинах сознания.

Вышли на улицу. Отец шёл чуть впереди, заметно прихрамывая на левую ногу. Дабы облегчить болезненную ходьбу, пожилой мужчина использовал трость. Валя сразу её приметил и оценил. Вещь явно старинная и дорогая, исполнена на заказ. Шафт – редкий образец эбенового дерева, украшен изысканной резьбой: кабалистические знаки и символы. Навершие жезла – серебряный набалдашник – голова Медузы Горгоны. И когда держишь трость за основательную рукоять, кажется, что ядовитые змеи, как живые, опутывают кисть владельца.

Лагерь киношников базировался на берегу озера. Было многолюдно и суетно, но, когда пришли на съёмочную площадку, всё оказалось на своих местах. Дольщики, кинооператоры, саунд-инженеры, осветители – все они, как участники огромного оркестра, приготовились, пребывая в нетерпеливом ожидании. Режиссёр ещё раз проговорил Валентину последовательность действий. Сцена будет фиксироваться одним кадром с нескольких точек съёмки. Спаситель должен разуться, босиком пройти по воде и взойти на яхту. Режиссёр подчеркнул, что по воде Валентину следует идти медленно и осторожно, в то время как музыкальное сопровождение – увертюра к рок-опере «Jesus Christ Superstar» – динамичное. Но именно в этом противопоставлении должно рождаться дополнительное напряжение, внутренний конфликт человеческого и божественного.

Валентин оглянулся по сторонам. Понимание того, что он является центром внимания, будоражило, понуждая к учащённому биению сердца.

– Подождите. Но как я пойду по воде? Разве такое возможно? – молодой учёный физически ощущал такие разные взгляды: ироничные, сосредоточенные, надменные, любопытные…

– Ты что, так ничего и не понял? Думаешь, худ совет тебя случайно утвердил на главную роль? – Отец говорил жёстко, слова секли как удары бича. – Ты владеешь силой и обладаешь верой, стань же собой. И с Богом!

Щелчок «хлопушки» резанул воздух.

– Сцена 69, дубль 11, – бесстрастный голос ассистентки не оставил выбора.

Валентин разулся. До воды пара шагов. Подошёл. На озере полный штиль, и только слепят прожектора, жужжат квадрокоптеры с камерами, первые такты увертюры как побуждение к действию.

О чём думал Валентин, делая первый шаг? Он не знал как, но осознавал, что не может подвести всех тех, кто поверил. Не задумываясь, шагнул. Ступня коснулась поверхности воды. Перенёс вес, держит. Следующий шаг. Привычно прохладная и мокрая, вода принимала движения Валентина по-иному – пружинила. Музыка подгоняла, но Спаситель продолжал идти медленно, каждый шаг осмысленный, каждый шаг как ответ на вопрос. Вопрос не проявленный, но сущностный.

В финале увертюра меняет темп – торжественно и величественно, именно так Валентину надлежало закончить путь и взойти на яхту. Он уже различал фигуры и даже лица учеников, последователей, прочих гостей. Внезапно подул восточный ветер – слабая рябь. Усилился. А затем и лёгкое волнение окончательно разбило зеркало озера. Делая шаг, такой аккуратный и выверенный, Спаситель запнулся о набежавшую волну и упал.

Воды сомкнулись над головой. Валентин необратимо погружался в холодную, тёмную пучину. Страха не было, но недоумение отразилось в немигающем взгляде…

*****

«Валя, Валентина,

Что с тобой теперь?

Белая палата,

Крашеная дверь».

Иван Иванович повторял вдруг всплывшие в памяти строчки поэта, но отказывался верить случившемуся. Как же так получилось? Трудяга, умница, голова светлая, не пил, не курил, да, разрабатывал психотропы, но чтобы принимать – impossible. И вдруг сорвался. Должна быть причина?

Валентина обнаружили дома, в комнате, на полу. Он лежал, задыхаясь, хватая ртом воздух, с безумным невидящим взглядом. Скорая, врачи, больница. Анализы, весь протокол необходимых процедур. Формально здоров, патологий внутренних органов не выявлено. Перевели в психиатрию. Кому надо – похлопотали: отдельная палата, всё же ценный сотрудник, и не хотелось, чтобы в прошедшем времени – «был».

Лечащий врач лишь разводил руками, пригласили светило – профессора. Щёки надувает, но положительной динамики нет. Формально случай из учебника, но что-то не сходится. Доктор пытался объяснить доходчиво, но получалось плохо: наблюдается кататонический синдром, проявляемый ступором в утробной позе. По ночам, когда поток импульсов в центральную нервную систему извне уменьшается, больной частично растормаживается, начинает двигаться. Обслуживает себя, принимает пищу, но поведение как у робота, без проявления эмоций, на контакт не идёт и не разговаривает. А с наступлением утра и возрастанием интенсивности внешних раздражителей оцепенение возвращается, и пациент вновь принимает позу эмбриона. Это не приговор, но и вернуть Валентина в дееспособное состояние медицина пока не в силах.

Иван Иванович пришёл ночью, оставалась надежда, что Валентин вспомнит, отрефлексирует. Это была задумка профессора. Доктор, Иван Иванович и санитар открыли палату, на часах первый час ночи. Валентин сидел на кровати, пустой невидящий взгляд.

– Валя, ты свободен, пойдём, тебя здесь не держат. Ничто, – Иван Иванович произнёс заранее подготовленные фразы.

Валентин оценил – казалось, осмысленный просветлённый взгляд. Поднялся. Медленно, словно нащупывая, шагнул, и ещё раз. Так, словно боясь оступиться, делал шажочки, один за другим, получалось. Улыбка скользнула на безучастном лице, но вдруг оступился и, не доходя до выхода пару метров, бухнулся. Разбил лицо. Дурень санитар, поздно среагировал, подхватить не успел. Опять задыхался, опять препараты и всё по новой...

*****

Чьи-то сильные руки подхватили и вынесли на поверхность воды. Спасатели помогли забраться в лодку, доставили на берег.

– Маловерный! Зачем ты усомнился? – сокрушался Отец.

Режиссёр раздражался, отчитывал Валентина, как нашкодившего сорванца, после принялся жалеть, утешал.

Валя терялся в догадках, для него так и оставалось тайным и хождение по воде, и необъяснимое падение. Он испытывал чувство вины: досадная оплошность свела к нулю работу огромного коллектива.

– Тебе следует отдохнуть, пойдём, я провожу тебя, – подытожил Отец.

Это казалось правдой, Валентин действительно испытывал накатившую усталость, и даже не столько физическую, но душевное напряжение. Вернулись в знакомый гримваген. Валентин устроился на кровати, а Отец, пообещав зайти позже, вышел.

Приятный полумрак и эмоциональное изнеможение быстро сморили. Валентину привиделся сон, странный и пугающий. Он находится в помещении, сразу пришло осознание, что в больничной палате. Пахло хлоркой и медикаментами. Старая скрипучая кровать с продавленной панцирной сеткой. И как бы ты ни лежал, просыпаешься разбитым. Тусклый свет ночника и тишина, тишина давящая, в которой даже удары собственного сердца кажутся устрашающими. Звук открывающегося замка, чёткий, как выстрел стартового пистолета, понуждает Валентина подняться с постели. Дверь открывается, впуская плотный поток невыносимо яркого, слепящего света. В проёме силуэты мужчин (лица не разобрать) застыли в молчаливом ожидании.

– Валя, ты свободен. Выбор за тобой… – знакомый голос прозвучал в голове как приглашение.

Валентин делает сколько-то неуверенных шагов к выходу, неожидаемо падает и… просыпается.

В трейлере душновато, Валя выходит на улицу. Ночь, огромная жёлтая луна как нуаровый фонарь освещает киношный городок. Интуитивно молодой мужчина понимает, куда следует идти, и его тайная прогулка остаётся незамеченной.

Берег озера. Кажется, что у самой природы перехватило дыхание, такая здесь царит тишина и покой. Естество дышит умиротворением. Всё дальнейшее происходит по наитию. Валентин разувается, медленно подходит к воде. Лунная дорожка влечёт, прямой и понятный путь. «Если пройти до конца, то можно выйти» – смысл этой простой формулы ускользает, но в бессознательном выборе таится истина.

Первый нерешительный шаг по воде – талифа-куми – словно вспышка в сознании – глас Спасителя. Второй, всё ещё робкий – талифа-куми – вторит сердце в ответ. Каждый следующий смелее, слова рождают ритм, за шагом шаг, Валентин заклинает: талифа-куми, талифа-куми, талифа-куми…

Конец.